(no subject)
Oct. 15th, 2008 05:34 pmВот что о нем я помнил точно - так это то, что он был удивительно кареглаз.
Я тогда жил в гостинице в небольшом городке, уставший от долгих месяцев странствий в попытке убежать от самого себя. Попытки были безуспешны, отрываясь было на прямых, я нагонял себя на поворотах. А без поворотов идти не получалось.
На дальнейшую дорогу просто не было сил. Встав с жесткой койки в своем номере, я проходил до рынка или кабака, но потом ноги подкашивались от какой-то странной, бесплотной усталости, и я спешил вернуться в комнату, ставшую мне почти домом.
Наверно, пора было возвращаться на родину.
Но речь-то не обо мне.
Он пришел через южные ворота с ветром и летом, а кто-то говорил, что он просто просочился сквозь стену на юге города, но зачем плодить лживые мистические слухи? Но он пришел, освещая город своей немного грустной улыбкой.
Никто не знал, где он поселился и чем платит за кров и ещу. Его не видели работающим, но и подаяния он не просил.
С ним можно было столкнуться где угодно, но больше всего он любил гулять, сопровождаемый эскортом кошек и белых и сизых голубей, по крышам, благо дома стояли близко-близко друг к другу, и даже не слишком крепкому человеку ничего не стоило прыжком преодолеть разделявшее их расстояние.
Часто он сидел на перилах моста или бортике фонтана, вглядываясь в свое подернутое рябью отражение.
Он был всем и ничем.
Бывало он смеялся. Не то чтобы весело, зато искренне и заразительно. Но никто и никогда не слышал, чтобы он говорил.
Может быть, у него были крылья.
Этого мне уже никогда не узнать, он ушел, ушел на северо-восток, в леса. А мой путь лежал на запад, в те края, которые я по странной привычке продолжал называть родными.
Я тогда жил в гостинице в небольшом городке, уставший от долгих месяцев странствий в попытке убежать от самого себя. Попытки были безуспешны, отрываясь было на прямых, я нагонял себя на поворотах. А без поворотов идти не получалось.
На дальнейшую дорогу просто не было сил. Встав с жесткой койки в своем номере, я проходил до рынка или кабака, но потом ноги подкашивались от какой-то странной, бесплотной усталости, и я спешил вернуться в комнату, ставшую мне почти домом.
Наверно, пора было возвращаться на родину.
Но речь-то не обо мне.
Он пришел через южные ворота с ветром и летом, а кто-то говорил, что он просто просочился сквозь стену на юге города, но зачем плодить лживые мистические слухи? Но он пришел, освещая город своей немного грустной улыбкой.
Никто не знал, где он поселился и чем платит за кров и ещу. Его не видели работающим, но и подаяния он не просил.
С ним можно было столкнуться где угодно, но больше всего он любил гулять, сопровождаемый эскортом кошек и белых и сизых голубей, по крышам, благо дома стояли близко-близко друг к другу, и даже не слишком крепкому человеку ничего не стоило прыжком преодолеть разделявшее их расстояние.
Часто он сидел на перилах моста или бортике фонтана, вглядываясь в свое подернутое рябью отражение.
Он был всем и ничем.
Бывало он смеялся. Не то чтобы весело, зато искренне и заразительно. Но никто и никогда не слышал, чтобы он говорил.
Может быть, у него были крылья.
Этого мне уже никогда не узнать, он ушел, ушел на северо-восток, в леса. А мой путь лежал на запад, в те края, которые я по странной привычке продолжал называть родными.